Сержант бродил по тихим римским улочкам. Все вылизано! Даже плюнуть некуда. Несколько месяцев пробыл в России, а от западного лоска уже отвык. Грязи здесь явно не хватает, побродить в болотных сапогах негде. А уж чтобы перемазаться по уши в навозе, об этом и речи быть, не может.

Мимо будто огромные баржи, о чем-то весело щебеча,.проплыли две толстые итальянки. И не прояви Сержант расторопности, на которую способны юркие суденышки, быть бы ему зажатым крутыми бортами. Юрьев посмотрел вслед. Широкие платья волнами расходились в кильватере.

Юрьев хмыкнул. Битый час бродит по улице, а красотки, которой стоило бы уделить внимание, так и не приметил. В России красивые девахи попадаются на каждом шагу. Видно, правильно люди говорят, что и среди дерьма цветы, произрастают.

Юрьев посмотрел на часы. Осталось три минуты. Ванцетти педантичен, ровно в тринадцать ноль-ноль он приезжает обедать в маленькую пиццерию. В нескольких метрах всегда следует машина прикрытия. Если все пройдет так, как задумано, то Ванцетти она уже не понадобится.

Вот они! Показался черный «мерседес». Автомашина уверенно катила по узкой улочке, заставляя прохожих прижиматься к обочине. Еще бы! Сам Ванцетти едет…

«Мерседес» остановился, и, как всегда, раскинув широко руки, навстречу выкатился жизнерадостный колобок – хозяин пиццерии. Он щебетал, подобно воробью, прыгал вокруг гостя, а Ванцетти снисходительно похлопывал его по плечу. Четверка мордоворотов не отходила от него ни на шаг.

Юрьев знал, куда сядет Ванцетти, – в глубине зала стоял небольшой белый столик, на котором уже дымилась пицца. Он обедает ровно сорок минут, а потом уезжает на своем «мерседесе». Юрьеву это тоже было известно.

Да! Пиццерия – одно из его слабых мест. Когда приезжает Ванцетти, всех посетителей выпроваживают. Значит, нужно явиться туда до его появления. Остальное – дело техники. Маленькую магнитную мину под столик и приятного аппетита вам, синьор Ванцетти…

Юрьев направился в пиццерию. А что такого? Беззаботный турист ходил-бродил и проголодался… Конечно, его не пустят. Извинятся с милой улыбкой, но не обслужат. Однако через окно можно будет увидеть улыбающееся лицо Ванцетти. У дверей должен сидеть телохранитель с автоматом на коленях.

Итак, завтра!

На следующий день Юрьев появился в пиццерии ровно в двенадцать. Он сел за столик, за которым вчера обедал Ванцетти, и огляделся. У стойки бара ворковала влюбленная парочка. Юрьев мазнул взглядом по девушке. Синее платье обтягивало ее фигуру, едва доходило до колен. У нее были красивые ноги. Парень прижимал ее к себе, лапал, но она его не отталкивала. Похоже, ей даже нравились его грубоватые ухаживания.

Юрьев заказал апельсиновый сок и пиццу. Попробуем, стоит ли она того, чтобы, бросив все дела, ехать через весь город только для того, чтобы отведать кусок запеченного теста с анчоусами. Как будто это единственная пиццерия во всем городе. На одной только этой улочке их можно насчитать десятка два! Впрочем, итальянцы странный народ. Они считают, что на приготовление пиццы влияет даже микроклимат. Пицца может быть неудачной, если с утра покапал мелкий дождичек или, наоборот, стоит слишком сухая погода.

А пицца и вправду оказалась хороша. Сержант съел ее с большим аппетитом. Пара глотков апельсинового сока – и он почувствовал, что насытился. Держа в правой руке стакан с соком, левой он незаметно достал из спортивной сумки мину величиной с половину кулака. Она мгновенно прилипла к металлическому днищу стола. Ровно через час эта мина должна жахнуть. Чао, синьор Ванцетти! Юрьев допил сок и неторопливой походкой праздного гуляки покинул зал. Взрыва Сержант решил дождаться в одном из тихих переулков. Побродил немного. Вернулся. До взрыва оставалось пять минут. Сейчас синьор Ванцетти как раз приканчивает пиццу, запивая ее кьянти.

Взрыв оказался сильнее, чем Сержант ожидал. Он сотряс соседние дома и прокатился эхом в дальних переулках.

Подумав о том, что от пиццерии остались одни воспоминания, а от Ванцетти кровавые ошметки, Сержант усмехнулся и, не оборачиваясь на тревожные крики, свернул за угол. Потом он достал из кармана куртки фотографии, нашел ту, с которой на него глянуло улыбающееся лицо Ванцетти, и, разорвав ее, выбросил в урну.

Счет в банке вырос.

Через два дня, уже в Милане, Юрьев прочитал в вечерней газете, что этим утром из оптической винтоеки был убит один из главарей мафии Больцано. Пуля настигла его во дворе собственного дома, и полиция пришла к выводу, что выстрел был произведен с одного из лесистых холмов. Прессу вообще будоражило. В течение недели четыре семьи оказались обезглавленными. Высказывались самые разные предположения. Многие считали, что имела место обыкновенная разборка: кто-то кому-то не уступил, не поделили сферы влияния; да мало ли что… Журналисты – дотошный народ – выяснили, что убитые принадлежали двум враждующим кланам.

Воздух был накален, и пахло новой кровью. Убийств такого масштаба в Италии не помнили давно. И полиция, и мафия искали убийц Больцано, но, кроме следов протекторов большого размера да обломанной ветки в том месте, куда убийца ставил ружье, ничего не обнаружили. Полиция отметила, что стрелял профессионал – не каждый может с километра угодить в лоб.

Сержант внимательно перечитывал статьи, рассматривал опубликованные снимки убитого и повторял:

– Молодец, мальчик, видно, моя наука не прошла для тебя даром. Всем экспертам нос утер!

Этим «мальчиком» был Леший. Только он мог попасть в цель с расстояния в целый километр. Если не подстрелят в этой «командировке», он далеко пойдет. Сержант вспомнил сосредоточенное лицо Лешего, когда тот обезвреживал мину. Каждое неверное движение могло стоить ему, самое малое, увечья. А он и бровью не повел!

Что ж, отлично! Сержант ликовал. Следующей жертвой будет крупный бизнесмен Гримальди. Сержант знал, что полиции не были известны тесные связи воротилы с немецкой мафией. Может, оттого Гримальди жил беспечно. Он давно уже махнул рукой на охрану. Словом, вел себя в этом плане легкомысленно. Появлялся, где угодно и когда угодно, без телохранителей. Совершал массу необдуманных поступков. К примеру, встал на пути Варяга. Короче, он демонстрировал такую степень беззаботной наглости, которую судьба в любой игре обычно наказывает.